Свиток девятый. Борис Юдин. "Душевное"
В сумерках тучи еще долго были подсвечены молнией, а над миром, куда мы шагнули, светило солнце. Играла отблесками река.
Я спустилась к воде, чтобы умыться. Фрейдис пошла за мной, чтобы отмыть засохшую кровь.
- Вы кто? - на тропинке, ведущей к реке, под раскидистыми ивами стоит козел.
- Это волшебницы, мляяяя! - завизжала кикимора, выглядывая из-за дерева.
- Ты б хоть при чужих не материлась, - из воды вынырнула русалка.
- Да какие они чужие, мляяя, это ж чародейки, - обиделась на русалку кикимора.
Мы переглянулись и расхохотались. Кто бы мог подумать, что еще можно встретить такой светлый мир, где даже матерящаяся кикимора вызывает улыбку?
- Вас того, может накормить надо? - взял в свои руки, то есть копыта, инициативу козел.
- Не помешало бы, - все еще смеясь, согласилась я.
И вместе мы пошли в деревеньку с милым названием "Душевное".
Кикимора была приколисткой, но готовить умела на славу. Я уже и забыла за время путешествия, какой вкусной может быть еда. Фрейдис ела молча, стараясь не обращать внимания на жадные взгляды кикиморы, когда та видела блеск золота.
- Не отсюда они, - наконец сказала кикимора, указав пальцем на тонкие браслеты. - Там, где жизни нет, выкованы.
- И как их снять? - спросила я, вспомнив, что меня проклятый браслет освободил за кровь любимого и отданное общее счастье, мою радость и его свободу. Не велика ли цена?
- Цена не велика, - в дверях стоял молодой мужчина.
Я поднялась, кивком приветствуя хозяина, хоть когда-то он и был человеком. Но сейчас волшебного в нем больше, чем людского, а непокорность... Да, его глаза пылают непокорностью, ведь создатель устроил тем, кого позвал из небытия, аварию, придумав для них смертный сон. А смертный сон стал явью, и только окровавленные тени нашел создатель в изувеченном автомобиле, а позванные из небытия до сих пор живут. Прячутся от людей, но это место подарило их душам мир.
Почему же только через обман и смерть можно обрести сейчас свободу? Неужели создатели не могут сами отпускать тех, кто может померяться с ними волей? И я подумала, что не допущу, чтобы создатели дрались с позванными из небытия, как того хочет Лаяд.
Хозяин сел на лавку рядом с кикиморой.
- Хороший стол накрыла, - похвалил хозяин.
Кикимора заулыбалась, довольная, что хозяин ее ценит. А на скатерть прыгнул большой черный кот, заурчал, потершись об кринку молока и чуть не перевернув ее.
Хозяин налил ему в блюдце молочка и поставил на пол. Кот мягко спрыгнул на пол, и за мгновение из-под стола донеслось довольное чавканье.
- Вы можете остаться с нами, - сказал хозяин, и козел, стоящий в углу и тайком тягающий золотистую солому из распоротого тюфяка, кивнул. - Но я знаю, что вы не останетесь. Покой "Душевного" не для вас, хоть не много мест, подобных этому, осталось во всех мирах. Вам нужно идти дальше, ведь горьковатый ветер битвы пьянит одну из вас, а мечта о мире и свободе от жестокости ведет другую.
Я и Фрейдис потупились, слишком легко он понял, кто мы на самом деле. Истинно, уединение и мир дают способность видеть многое.
- Мы покажем вам дорогу к тем, кто вас не предаст, кто не захочет получить награду за голову одной из вас и за жизнь другой.
Я с недоверием посмотрела на хозяина, рядом с которым на лавке уже сидел черный кот, моя лапой испачканные в молоке усы.
- За чью жизнь?
- За обеих, волшебница, - ответил кот. - Но одну из вас еще заставят говорить, а для этого всего тела не нужно.
Я вздрогнула, вспомнив фотографии видений из тюрьмы между мирами, которые Лаяд нашел в подвале дома столяра. Или это были не видения?
Находясь в мертвом городе или даже в том подвале, было легко представить подобные ужасы, но здесь... Здесь воспоминание казалось еще более страшным.
- Отдохните до утра, - хозяин поднялся. - Маруська вам постелила.
Кикимора спрыгнула с лавки, всем своим видом выражая готовность вести нас в отведенные комнаты, и немного кривясь, чтобы опять не сказать что-нибудь не особо пристойное.
Перины и подушки были мягкие и пахли солнцем и летним ветром, охлаждали грусть и прогоняли ее. Моя душа отдыхала, словно ее лечили брызги, рассыпаемые русалками в ясный день. И во сне я шла по ромашковому полю, которым обратился прежний хозяин этого поселка. Нет смерти. Ничто не умирает, если хранит в сердце огонь, если верит в жизнь, если не боится небытия.
Я легла в ромашки и заглянула в синее-синее небо, чувствуя, как от высоты кружится голова.
|