После смены всех собрали в Красном уголке на профсоюзное собрание. Председатель Цехкома Савка Фёдотов пристальным взглядом окинул зал, соображая кто из рабочих не пришёл. Пришли все и Фёдотов начал:
- Товарищи! Двайте без лишних условностей и коротенько. Все домой торопятся.
На повеске дня у нас сегодня два вопроса. Первый : “ О выделении продуктового набора”. Второй : « О безобразном поведении слесаря Минченкова”. Кто за предложенную повестку дня? Прошу голосовать. Так... Единогласно. Значит, приступим.
Савелий помолчал для весомости, а потом весомо и важно сказал:
- Значит так, товарищи. Мне удалось на цехкоме отстоять интересы нашего цеха и в очередной раз выбить продуктовые наборы.
В зале довольно зашушукались, а Федотов продолжил:
- Короче, товарищи, обсуждать тут нечего. До субботы сдаём по пятнадцать
рублей, а в понедельник получаем продукты и сдачу, если таковая будет. Кто против? Все за. Тогда, товарищи, перейдём ко второму вопросу. Значит так. Пришла бумага из городского медвытрезвителя. Оказывается, в прошлую субботу слесарь Минченков побывал в этом полезном учреждении. Уверен, что мы единогласно осудим безобразный поступок Минченкова. Предлагаю вынести ему общественное порицание с лишением тринадцатой зарплаты. Кто за? Прошу голосовать.
Рабочие угрюмо молчали. Потом сварщик Прокофьев сказал:
- Как это так? Не разобрались и сразу голосовать? Нет. Пусть в начале
Минченков сам скажет что и как. А мы разберёмся.
Массивный Минченков встал с места:
- Там как вышло? Там недоразумение вышло, мужики. Зашёл я в стекляшку. Взял
двести грамм и бутерброд. Сел – смотрю собака на задние лапы встала и в окно заглядывает. Я присмотрелся – пойнтер. Ей Богу, пойнтер. Чистокровный. Кто- то выгнал, наверное. Ну, я водку выпил, а бутерброд собаке понёс. Выхожу, смотрю какой- то шибздик собаке - под дых с носка. Ну, я и приложил этому гаду в лыч. Он упал, а тут милиция. И отвезли.
- Интересно мне кто это мусоров вызвать успел? – сказал Тадеуш. У него,
несмотря на молодость, уже было две “ходки”, и милицию он недолюбливал.
- А никто их не вызывал. – объяснил Минченков. – У них машина уже за углом
стояла.
- А дальше что? – спросил Прокофьев.
А дальше известно что. Отвезли. И меня и “дохода” этого. Стали протокол
составлять. Я говорю – так и так. По- человечески отнеслись. С пониманием. Написали, что этот придурок в пьяном виде зацепился за бордюр, упал и сломал себе челюсть. Его в больницу, а меня на ночёвку.
- Что ж ты, Савка, свинячишь? – спросил Тадеуш у Федотова. – Менты, значит, по- человечески, а мы, как волки позорные? Не буду голосовать.
- И мы не станем! – понеслось по залу.
- Как же так, товарищи? – растерялся Федотов. – Мы же обязаны отреагировать,
так сказать, на сигнал...
- Хорошо. – вмешался начальник цеха. – Обязаны – значит отреагируем.
Предлагаю первым пунктом вынести Минченкову общественное порицание, а вторым снять это порицание за успехи в труде и общественной жизни. А тринадцая тут вовсе ни при чём.
Зал одобрительно загудел.
- Ну что ж? - сказал Федотов, обрадовавшись что конфликта удалось избежать. –
Тогда голосуем. Единогласно. На этом, товарищи, собрание считаю законченым.
По дороге к проходной Прокофьев предложил:
- Надо бы по такому случаю... сами понимаете... по троячку.
- Чур я гонец! – зашустрил Тадеуш. – А с гонца денег не берут.
Только вышли за проходную как к Минченкову бросился рыжий пёс, и стал подпрыгивать, норовя лизнуть в лицо. Минченков обнял собаку и встал на колени.
- Ах, ты мой хороший! – заплакал Минченков обнимая пса. – Ах, ты мой
драгоценный! Дождался меня. Нашёл. Нет, мужики. Я с вами не пойду. Я с ним домой пойду. Сами понимаете – покормить надо, вымыть... А вы уж выпейте за нас.
Минченков поднялся с колен и быстро зашагал по тротуару. А собака, подлаивая от счастья, радостно прыгала вокруг нового хозяина.
- Такое дело... – подвёл итог Прокофьев. – Жизнь, едрить... Пойдём обмоем. А то пути не будет.
|