Предыдущая   На главную   Содержание   Следующая
 
Пётр Овчинников
 

КВАШЕНЫЕ МЫШИ

По шаткой лестнице, скорей,
Глотая копоть фонарей,
Спускаюсь я на склад.
Спешу вдоль пыльных стеллажей
Отведать квашеных мышей,
Горит мой хищный взгляд.

Мерцает пыльное стекло,
Воняет плесень тяжело,
Вскрываю жбан скорей.
Вдыхаю запаха струю
И с дрожью в пальцах достаю
За липкий хвост мышей.

Их сладкий запах душно-прян,
А вкус оценит лишь гурман,
Их тонкий, нежный вкус.
Они осклизлы и мягки,
У них с кислинкою кишки
И длинный белый ус.

У них умеренный засол
И мутный вспененный рассол,
Его приятно пить.
Их клейкий, маслянистый сок
И лапок сморщенный комок
Мне не устать хвалить.

Не каждому дано понять,
Как может киснуть и вонять
Мышиная вода!
Прекрасны мыши, спору нет,
Душист и сытен мой обед,
Любимая еда.



РАЗМЫШЛЕНИЯ О СМЕРТИ

О горько так в саду корова плачет,
И мочит дождь ее, как будто тряпку!
То высунет из-под себя, то спрячет
Свою больную сморщенную лапку.

Понятно ей: за ней сейчас приедет
Машина, увозящая на бойню,
И в помыслах она уже не бредит
Родить ребенка, а, быть может, двойню.

Ей человек всегда служил кумиром.
В своих мечтах, крепя союз с ним прочный,
Она, как туча, вздыбилась над миром,
Чтоб разразиться молнией молочной.

Она не знает, что, по Эпикуру,
Она свою не может гибель встретить,
Почувствовать, как ей сдирают шкуру,
И как чернилами ей будут тушу метить.

Отрежут голову и вымя. Шкура
Пойдет на утепление подвала.
Ей страшно, потому что Эпикура
Она, как видно, в детстве не читала.



МУХА

На утреннем стекле,
Пронизанном рассветными лучами,
Спит маленькая муха.
Я молча ем клубничное желе.
Но вспучила она
Голодное морщинистое брюхо,
Как маленький котенок,
Невинна, беззащитна и нежна.
Мой маленький дружок,
Моя душа летит к тебе спросонок.
Тебе под утро снится,
Наверное, румяный пирожок.
Счастливых снов не счесть!
Проснешься ты, и будешь ты кружиться
В раздумьи одиноком,
И полетишь дерьмо привычно есть.



***

Была безмятежная серая осень.
В дождях утонули кирпичные стены.
И было так сладко не думать о грусти,
Не ждать перемены.

В лесу ночевали осенние птицы,
И плакали птицы о радостях лета.
В пространство бросали протяжные крики
И ждали ответа.

Ветра проносились в высоких вершинах,
Под кронами было уютно и сыро.
Хотелось позвать всех собратьев далеких,
Далеких от мира.

И воздух был горек, уютен и тесен,
И сердце сжималось от странной печали,
И, будто бы с неба, осенние листья
На землю слетали.



ЗИМА, НОЧЬ, БЕРЕЗЫ

О чем поют зимой под ветром камыши
Седых ночных болот, вмороженные в лед?
О чем свистит вверху безумный свежий вихрь,
Раскачивая там концы ветвей берез?
С двенадцати шагов береза без листвы
Похожа на фонтан плакучих гибких струй,
Но если подойти вплотную и взглянуть
Вдоль бледного ствола - покажется тогда:
Доисторический чудовищный укроп
Разросся пышно здесь на плесени снегов
Или белесая мертвецкая рука
Суставы жуткие воздела грозно в ночь.
А отойдешь на шаг - текучий зыбкий шар,
Большой паучий дом, сеть трещин в небесах,
Серебряный сачок для ловли диких звезд.



ГРОЗА

Снова гроза. Плещется старая грязь.
Как поцелуй - сочная мерзость болот.
И самолет, в страхе винтами крестясь,
Мчит завершить свой одичалый полет.

В небе - огонь. В небе - нависшие льды.
Будто в печи, бьется неистовый град.
Тучи сломав, словно пластинки слюды,
Землю долбит, словно могилу солдат.

Снова горит в тучах лиловый пожар,
И, шаровых молний белей и жирней,
Солнце, кривой, вздутый от ужаса шар,
Валится в мир, словно в кормушку свиней.

О небосвод, радугой губы скриви!
Близится ночь. Это обугленный день.
О обожги жаждой безумной любви
Тихий народ, спящий в глуши деревень!



СОЛОВЕЙ

Стремленье черных птиц и бег гиен -
Я вижу все с полета над равниной.
И в небо я расту, как белый хрен,
Пуская корень паутинно длинный.

Среди моих развесистых корней,
Подобный жуткой разъяренной крысе,
Мелькает страшный черный соловей,
Протяжным ревом оглашая выси.

Взмахнет крылом - и нету пустоты,
Весь мир внутри растущего злодея.
Мне тягостны ничтожные мечты,
И устремленья никнут, леденея.

Скорей беги, коль ты - еще не я,
У аппетита нет конца свободы.
Скорей примите, дальние края,
Унылой юности больные всходы.



ДУРШЛАГ

Что такое стена? Это плохо вымытое окно.
Что такое ложка? Это плохо вымытая вилка.
Эту банальную чушь я заприметил давно,
И со мной согласится каждый приличный чесатель затылка.

Грош цена наблюденьям, их уносит сквозняк.
В ваши мысли напрасно с этой чушью вторгаюсь.
Что такое кастрюля? Это плохо вымытый дуршлаг.
И на том, извините, я с вами прощаюсь.



ГЛИСТА

- Подать глазунью из яиц глисты?
- Такую гадость не приемлю.
- Такая пища для гурманов только!
- Они мелки и нечисты.
- Мой друг, глиста здорова и чиста!
- Но от яичницы уволь-ка.
- А ты поешь ее, поешь, попробуй!
- А где живет твоя глиста?
- Они живут в желудке и кишках.
- Что, этот вид глисты - особый?
- Да, этот вид особый. Кушай, право!
- Но я испытываю страх.
- Все страхи прочь! Смелей, глотай, вперед!
- Похоже на яйцо удава...
- Удав - помельче, но яйцо похоже.
- Теперь глистов пустили в ход?
- Что, нравится? Подать саму глисту?
- Саму глисту? Она без кожи?
- Глиста без кожи, свежая, с гарниром!
- Но дело движется к посту...
- Меня обидишь ты. Пожалуй, съешь!
- Ну что ж, неси, дружище, с миром...



КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Черное небо
Сонно, бездонно сияет.
В Африке люди
Жаждут не зрелищ, а хлеба.
Горы. Саванна.
Полные черные груди
Женщин усталых
Дети сосут неустанно.
Спят обезьяны
В гулких покинутых залах
Храмов пустынных.
Мимо идут караваны.
Море из пены
Лепит гигантов старинных.
Спи, моя дочка,
Сны твои будут священны.



ГРУСТНОЕ НОВОГОДНЕЕ

Режет нос ледяными соплями, как стеклами.
На дорогах застыл лошадиный навоз.
Дети! К нам прикатил со щеками, как свеклами,
Наконец прикатил - тру-ля-ля! - Дед Мороз!

Он совсем не урод, нету сходства со свиньями.
Он повадкой своей развлекает народ.
Как червями щегол, он питается блиньями
И, как устриц живых, хачапурии жрет.

Привлекает внимание также Снегурочка.
Волевое лицо со следами борьбы.
Проницательный взгляд. Аппетитна фигурочка.
Согласитесь друзья, очень можненько бы!

Среди вьюг и борьбы, в нашей теплой обители,
Как чудесно, друзья, веселиться и пить!
Кого в старом году мы любовью обидели,
Того в новом году нам дано долюбить!



СРЕДИ ТРУПОВ

Кровянистая слякоть мозгов,
Языков буро-алые черви.
О как много здесь смерти даров,
Белых глаз, что повисли на нерве!

Стынет пресная мякоть кишок,
Чьи-то уши хрустят под ногами.
Безголового тела мешок
Черной кровью сочится над вами.

Липко каплет за шиворот кровь,
Позвоночник пружинит хрящами.
Почерневшая скользкая бровь
Попадается вам под руками.

Средь гнилых сухожилий клубков
Как дыханием смерти здесь веет!
На кровавых кусках позвонков
Костный мозг серой грязью темнеет.



МАЛЕНЬКАЯ ОДА

О полный вони и помоев
Желтушный жбан блевотных масс!
Овеян славою героев,
Ты волновал меня не раз.
Ты полон сапа и холеры,
Единственный источник веры
Души измученной моей.
В тебе я вижу правду жизни,
В тебе сурово мокнут слизни -
Загнивший род земных людей.

Душиста тел гниющих груда,
Кровавы мощные прыщи.
А в мутной лимфе - просто чудо! -
Плывут холодные хрящи.
Здесь бездны крови и поноса,
Куски ногтей, кусочки носа
Среди волос, костей, мозгов.
Осклизлы мягкие покровы,
Янтарный гной излить готовы
На изумрудный пух лугов!



НЕФТЯНОЙ УНИТАЗ

Странный гибрид телевизора, крови и плоти,
Я, как и все, увязаю в житейском болоте.

Много ли надо любителю грез унитазных?
Но в унитазе полно добродетелей разных.

Мудрая скорбь почивает на бледных ланитах.
Утром он нежно журчит о надеждах разбитых.

Нервную дрожь охладит, как притронешься задом.
Скорбь и сомненье в момент исчезают с ним рядом.

Но мой родной унитаз добродетель иную
Вынес во чреве своем на поверхность земную.

Черное золото, как с берегов Апшерона,
Миру являет его белоснежное лоно.

Нефть из него временами то хлынет фонтаном,
То слабой струйкой сочится, и даже стаканом

Можно собрать все его выделенья дневные -
Так непонятно ведут себя недра земные.

Мой нефтяной унитаз - очень тонкая штука.
Он - феномен, пред которым бессильна наука.



НЕБО

Бессонно течет облакастое небо.
Кишкастая рыба по Волге плывет.
Ей хочется воли, ей хочется хлеба,
И хочется ей отдохнуть от забот.

Большая собака с искусственным глазом
В глухих подворотнях кусает людей.
Не больно, но страшно. Бежим к унитазам,
К родным унитазам спешим мы скорей.

Нам жить надоело ленивой работой,
Весеннего света не видя весной,
Во тьме исходить омерзительной рвотой,
О серые стены стуча головой.

Ползут облака тошнотворно и липко,
И ворон - черней полотенца для ног.
Нам шея нужна как певучая скрипка,
А острая бритва - как легкий смычок!



ТРУБЯ КАДЫКОМ

Кислым соком плесни из ноздрей, моя желтая мертвая морда!
Отопру свою плоть со щелчком, повернувши ключицу, как ключ.
Я сморкнусь леденящей соплей племенного английского лорда
В эту тесную вьюжную ночь и верблюжную дикую вьючь.

По железной тропе доползу до хребта деревянных Дербышек,
Выдирая зубами из шпал заржавелые пни костылей.
Мое вымя безумно болит и тяжелый зловонный излишек
Выпускает, кровавясь, на снег одичалых казанских полей.

Валит трупный сиреневый дым из печей обветшалых избушек,
И покрытые сыпью тела обвивают друг друга в огне,
И уносятся с воплями прочь стаи мертворожденных кукушек,
Разнося незаметную смерть по покрытой любовью стране.



РЫЖАЯ

Посвящается Камилле

По дороге грязной сумрачно катИт
Мрачный, ржавый, грубый катафалк-автобус,
На сиденье рядом рыжая сидит.

Я в руках сжимаю глобус или гробус,
Жалость к этой рыжей охватила вдруг:
Вижу, что страдает, бедная, гастритом,
Но зачем-то в тайне от своих подруг.

Вылезает шОфер с горлом перебитым
Из своей кабины, трезвый и немой.
А автобус кАтит по седой дороге,
Недовольных душат, не везут домой.

На дороге лают темные бульдоги,
Ветер в небе низком собирает мрак.
Злобные подруги песню затянули,
Муки бедной рыжей не поймут никак.

За окошком грязным сонно свищут пули,
Вялые фиалки падают в гробы.
Тряска на ухабах. Серенький домишко
За окошком рухнул - это знак судьбы.

А меня в дороге придавила крышка.



ВОСЕМЬ ВОСЬМИСТИШИЙ

1. КИТОБОЙ

Надо больше печали вложить в эти строки, чтоб губы
Перестали шептать о судьбе нахохлившихся воробьев
И повисли, как клочья какой-то изодранной шубы,
Что выносит весенний поток каждый март из подмытых гробов.
Я бреду по карнизу, неопытный тощий лунатик,
В шкуре многих богов побывал, но истины не осознал,
И, как прежде, ловлю я гнилого кита на канатик,
Между ребрами твари навек мой печальный гарпунчик застрял.

2. ПТЕНЦЫ

Иногда веселая какашка
Выскочит из жопки,
Запоет под крышей злая пташка
Или торт в коробке
Не окажется кристально свежим.
Что же остается?
Обратиться, как всегда, к невежам -
Все им удается!

3. АКАЦИЯ

Залепило горло, залепило
И шарфом метели замотало.
Запершило в горле, запершило,
И меня так долго, страшно рвало.
Утро. Ни следа интоксикаций.
Самокат мой катится смелее,
Утопая в запахе акаций,
Ледяных акаций на аллее.

4. ШАР

Да, теперешнего положения
Не предвидел Кокто.
Отвратительны телодвижения,
Но полезны зато.
Идиотского символ кружения,
Мертвый шар Спортлото,
Прокатившись по полю сражения,
Обратился в ничто.

5. НАПЕРСНИЦА

Наперсница моя в кофейной чашке
Сложила ручки и сложила ножки.
И как ей быть теперь, моей бедняжке?
Наперсница моя в кофейной чашке
Едва спасается от чайной ложки,
Чужое имя пишет на бумажке.
Наперсница моя в кофейной чашке
Сложила ручки и сложила ножки.

6. СУМЕРКИ

О вечер! Сумерки крылаты,
Они зовут меня туда,
Где гибнут желтые закаты.
О вечер! Сумерки крылаты,
Все остальное - ерунда.
Восходит первая звезда.
О вечер! Сумерки крылаты,
Они зовут меня туда.

7. СТУЖА

Среди февральской стужи лютой
Лечу на праздник. Легок путь.
Я, как Амурчик, необутый
Среди февральской стужи лютой.
Мой труп во что бы завернуть?
Замерзла в градуснике ртуть.
Среди февральской стужи лютой
Лечу на праздник. Легок путь.

8. SILENTIUM

Вот по небу стремятся две чайки,
А за ними летят две кофейки.
Укрываясь в перчатки из лайки,
Стынут кукишей бледные змейки.
Загудели губные гармошки
Из окна молодой чародейки,
И прохожий заснул на скамейке,
И все звуки затихли в окошке.



КАША (экспериментальный триолет для чтения шепотом)

Посвящается Л.П.Иванцовой

Там колышется облак измученных серая каша,
И стервятники тихо кричат, сонно сопровождая
Угнетенное солнце в пути до привычного края.
Там колышется облак измученных серая каша,
И колюче впиваются молний крючки, зацепляя
Те пространства, где вихри надрывно хрипят в гулкой чаше.
Там колышется облак измученных серая каша,
И стервятники тихо кричат, сонно сопровождая...



ЛЕПЕСТОК

На краю недопонятых истин
Удивленно всплесну я руками:
Лепесток сквозь ажурные листья
Вспыхнув, меркнет, как беглое пламя.

Под мерцающим яростным светом
Воет мозг, видя сумрак маньячный.
Не желая быть псевдосогретым,
Он летит в водоем вурдалачный.

Даже если бы холод безрукий
Подстрелил меня около рощи,
Я бы ждал все равно у излуки,
Словно молния, грозный и тощий!

Так стремительно темное пламя.
В небе меркнет с шипеньем комета.
Что за свет над моими мозгами?
Я не знаю, не знаю ответа...
 
Rambler's Top100 Rambler's Top100 Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. Рейтинг@Mail.ru
Жена Никодимыча
Поздравляем! Вы – Жена Никодимыча! Круче Вас только горы! Вас боится и слушается сам Никодимыч! Мы тоже к Вам со всем уважением и почтением.
Пройти тест